Восточно- и южнокамчадальский языки

I. Социолингвистические данные

1 Названия языка.

В данном статье речь пойдёт о двух вымерших языках из камчадальской (ительменской) группы чукотско-камчатской языковой семьи, часто называемых восточноительменским и южноительменским, в противоположность ныне ещё живому западноительменскому (также называемому собственно ительменским) языку. Эти языки также называются камчадальскими, в англоязычной литературе – Kamchadal (Itelmen). В таком случае все три языка называются: западнокамчадальский (Western Kamchadal), восточнокамчадальский (Eastern Kamchadal) и южнокамчадальский (Southern Kamchadal), а ительменским называется только сохранившийся ныне западнокамчадальский.

Самоназвание итэнмэн — "тот, кто существует" — зафиксировано в конце XIX века у всех групп камчадалов с небольшими фонетическими отличиями. Для западноительменского это название в материалах Приполярной переписи 1926–1927 годов использовалось по отношению к жителям одиннадцати селений северо-западного побережья, сохранивших родной язык. В восьми из них — в Сопочном, Морошечном, Белоголовом, Хайрюзово, Ковране, Утхолоке, Напане, Седанке — они составляли большинство населения и только в трех — в Тигиле, Воямполке, Палане — были в меньшинстве.

Лишь в одном источнике [Крашенников 1755] нам встретилось название бурин ‘восточный язык, или название племени, говорившего на восточном языке’, однако нам не удалось подтвердить, использовался ли действительно данный этноним – согласно списку восточнокамчадальской лексики [Dybowski 1892: 135], это слово является формой местоимения ‘мы’ – ‘нас’.

Из всех языков ительменской группы только западноительменский подробно изучался лингвистами, по остальным языкам, являющимся предметом данной статьи, имеются лишь отрывочные сведения. В первую очередь, это списки лексики, собранные исследователями в конце XVIII-XIX веках, а также некоторые этнографические и социолингвистические описания разных периодов.

А. П. Володин в своих многочисленных трудах, посвящённым ительменским языкам, периодически поднимает вопрос того, являлись ли три ныне выделяемых ительменских языка диалектами единого языка, либо же действительно отдельными языками, см. например [Volodin 1996]. Отмечается, что каждое из сообществ, владевших одним из этих языков или диалектов, использовало в качестве самоназвания вариант слова «ительмен». Также, на основе лексических материалов Б. Дыбовски и И. Радлински можно прийти к выводу, по словам А. П. Володина, что эти три идиома скорее являются отдельным близкородственными языками, чем диалектами. Как сообщается в предисловии к своду лексики [Мудрак 2008], восточно- и южнокамчадальский языки лингвистически были ближе друг к другу, чем к западнокамчадальскому языку, что делает ещё осмысленным их совместное рассмотрение в рамках отдельной статьи.

2 Общая характеристика

2.1. Общая численность носителей языка и соответствующей этнической группы
Оба рассматриваемых в статье языка являются вымершими. Восточнокамчадальский потерял последних носителей в начале XX века (предположительно, в 1920-е годы), южнокамчадальский – в конце XIX века. В трудах А. П. Володина описывается, что первым вымершим языком из камчадальских был южнокамчадальский: даже в лексических материалах конца XIX века материалов по этому языку значительно меньше, чем по двум другим. О. А. Мудрак наоборот пишет, что восточнокамчадальский исчез уже к первой трети XIX века в результате ассимиляции населения и эпидемии оспы, а южнокамчадальский просуществовал до последней трети XIX в.

Западнокамчадальский (ительменский), как мы упоминали выше, существует и по сей день, однако на данный момент осталось лишь несколько живых носителей этого языка.

Основными причинами исчезновения восточно- и южнокамчадальского языков считаются, во- первых, масштабные эпидемии, происходившие на Камчатке начиная с XVIII века, а также постоянно растущее влияние русского языка, на который переходили многие ительмены. В отличие от соседних народов, ительмены всегда вели осёдлый образ жизни, и, если в зоне их проживания наблюдались неблагоприятные для языка факторы, языковое сообщество не могло их избежать, так как не было мобильно – известно, что зачастую кочевые сообщества сохраняют свой язык дольше.

2.2. Социолингвистическая характеристика.

Статус витальности обоих языков – 1А (исчезнувшие).

2.3. Информация о письменности и ее наличии.

Предположительно, у восточно- и южнокамчадальского языков никогда не было письменной традиции. Первая камчадальская письменность появилась лишь в советское время (в 1932 году на базе латинской графики) для западнокамчадальского, когда другие два камчадальских языка уже вымерли. В научных трудах, освещающих материал восточно- и южнокамчадальского языков можно встретить два типа записи – латинскую и кириллическую. Например, они оба встречаются в списках лексики, собранных Б. Дыбовски в 1892-1893 годах, кириллическая запись также используется в словаре [Володин 2021]. Отметим, что латинская система записи из трудов Б. Дыбовски, предположительно, имеет сильное влияние польской орфографии, в частности там встречается символ ł. Более сложная фонетическая система записи используется в этимологических словарях, например [Мудрак 2008].

3 Географическая характеристика

3.1. Субъекты РФ, в которых представлены компактное проживание носителей языка.

Камчатский край. В основном юг и юго-восток полуострова.

3.2. Общее количество населенных пунктов , в которых традиционно проживают носители языка.

0

3.3. Список населенных пунктов

На сегодняшний день не существует населенных пунктов, в которых был бы распространен восточно- или южнокамчадальский язык. Приведем, однако, сведения о географической распространенности данных языков в конце восточнокамчадальское сообщество проживало на тихоокеанском берегу Камчатского края, а южные ительмены населяли берега р. Камчатки, от её вершины до устья, а также берег Тихого океана, от р. Уки на севере до устья р. Налачёвой на юге. На северной границе расселения носителей восточнокамчадальского языка по р. Ука наблюдалась зона камчадальско-корякских контактов. В XIX веке русский язык стал главным языком межэтнического общения, вытесняя корякский и камчадальские языки.

Зона расселения южных ительменов окружала Большерецк (первый административный центр Камчатки) и современную территорию около Петропавловска-Камчатского. Северной границей расселения носителей южнокамчадальского были реки Воровская и Жупанова, а на юг эта территория распространялась до мыса Лопатка и даже, предположительно, первого острова Курильской гряду, Шумшу. Существуют предположения, что в районе Курильских островов могла существовать зона контактов ительменов с айнами, и даже был возможен билингвизм, однако документальных подтверждений этому у исследователей нет. В связи с тем, что территория расселения носителей южнокамчадальского языка находилась около крупных административных центров, влияние русского языка на эту группу ительменов было наиболее ранним и сильным, и к концу XIX века носителей этой камчадальской разновидности уже не осталось в живых.

4 Характеристика исторической динамики

В переписных и других данных как правило не различаются отдельные камчадальские языки, поэтому ниже даётся только общая статистика.

В 30–40-е годы XVIII века на Камчатке было около 100 камчадальских поселений. Ясачных камчадалов — мужчин в возрасте от 15 до 50 лет — около 2,5 тысячи.

По переписи 1897 года 3978 чел. указали на владение камчадальским языком.

По переписи 1926–1927 годов, на Камчатке в 62 селениях насчитывалось 868 ительменов, 3704 коренных жителя, записанных камчадалами, и около 3500 русских.

II. Лингвистические данные.

1 Положение в генеалогической классификации языков мира.

Чукотско-камчатская семья > камчадальская (ительменская) группа.

Как правило, камчадальские языки считают отдельной группой в рамках чукотско-камчатской языковой семьи. Однако некоторые исследователи отрицают это родство и предполагают, что существующие сходства между камчадальскими и чукотско-камчатскими языками вызваны интенсивными языковыми контактами и большим количеством заимствований из чукотско- камчатских языков в камчадальские. Тем не менее, преобладает точка зрения о генетическом родстве между этими группами, в частности на основе анализа базисной лексики камчадальских языков, в которой наблюдается высокий процент когнатов с языками чукотско- камчатской семьи. Этот вопрос подробно обсуждается в таких работах, как [Worth 1962], [Володин 1969], [Comrie 1983], [Fortescue 2003].

В существующие этимологические словари чукотско-камчатских языков [Мудрак 2000, Fortescue 2005] включен лексический материал камчадальских языков.

2 Диалектная ситуация.

В то время как у ныне существующего (западно-)камчадальского языка выделяются как минимум два отдельных диалекта (южный и северный, или седанкинский), восточно- и южнокамчадальский языки были распространены среди небольших групп носителей, проживающих крайне компактно, и диалектной раздробленности для них зафиксировано не было, по крайней мере скудных лексических материалов по этим языкам недостаточно, чтобы предположить наличие отдельных диалектов у этих языков. Лишь в материалах С. П. Крашенникова вскользь фигурирует северный вариант восточнокамчадальского языка, однако данные по нему фактически дублируют материалы по основному варианту восточнокамчадальского. Также упоминаются некие диалекты южнокамчадальского языка с минимальными лексическими материалами.

В трудах путешественника С. П. Крашенинникова упоминаются названия локальных и диалектных групп: — кыкшай-ай (кшаагжи, кыхчерен), жившие между реками Жупанова и Немтик; — чупагжу (суаачу-ай, бурин) — между Верхним Камчатским острогом (Верхнекамчатском) и рекой Жупанова; — лигнурин (лингурин) — между реками Немтик и Белоголовой — кулес — к северу от реки Белоголовой.

3 Краткая история изучения языка.

Первые научные сведения об ительменах и их языке принадлежат Степану Петровичу Крашенинникову (1711-1755), участнику Второй Камчатской экспедиции Российской императорской Академии наук. С. П. Крашенинников работал на Камчатке четыре года (1737- 1741) и смог выделить в языке ительменов три «наречия» – восточное, южное и западное. Как мы указывали выше, мы характеризуем эти разновидности как три близкородственных языка. С. П. Крашенников в ходе экспедиции собрал по этим языкам словарные записи в виде списка из 155 лексических единиц, см. [Крашенников 1755] и более позднее переиздание [Крашенников 1949]. Основной камчадальской разновидностью С. П. Крашенников считал восточнокамчадальский язык, и по нему в его трудах представлено больше всего материала.

Также некоторые лексические материалы по камчадальским языкам встречаются в труде П. С. Палласа, традиционно называемом «Словарём Палласа», см. [Паллас 1787]. С большой вероятностью, данные П. С. Палласа по крайней мере частично основываются на материалах С. П. Крашенникова, т.к. предполагается, что сам П. С. Паллас не посещал Камчатский полуостров в ходе своей работы. Некоторые сведения об ительменах содержатся и в работе Г. Штеллера на немецком языке [Steller 1774], однако, насколько нам известно, лексических материалов в данном труде не приводится, он скорее представляет собой этнографическое описание проживавших на Камчатке народов. Следующее важное имя в истории изучения вымерших камчадальских языков – Бенедикт Дыбовский (1833-1930), ссыльный врач и профессор биологии, работавший на Камчатке в должности «государственного врача» в 1878-1883 гг. В силу своей должности он неоднократно ездил по всей территории полуострова и, наряду со своими прямыми обязанностями, делал словарные записи. Б. Дыбовскому удалось собрать лексические материалы по всем трём камчадальским языкам. Южнокамчадальский на тот момент находился уже в критическом состоянии, и список лексики по нему самый короткий. Свои материалы по камчадальским языкам Б. Дыбовский передал филологу Игнацию Радлиньскому, который опубликовал их в Кракове в 1891-1894 гг. на польском языке в виде трёх отдельных книг: [Dybowski, Radlińsky 1892, 1893, 1893]. Позднее эти материалы были переизданы в виде отдельной книги в 1998 г.

В конце XIX века на Камчатке работал ещё один врач – Владимир Николаевич Тюшов. Он, как и Б. Дыбовски, делала записи камчадальского языка, однако в его записях встречается лишь западнокамчадальский язык. Южнокамчадальский на тот момент уже полностью исчез, а восточнокамчадальский сохранялся лишь у немногих людей преклонного возраста. В целом, история исследований западнокамчадальского языка значительно богаче и продолжается до наших дней. Она отражена в трудах таких исследователей как А. П. Володин, В. И. Йохельсон, Д. С. Уорт, О. А. Мудрак и других, современными исследованиями западнокамчадальского занимается группа под руководством О. А. Казакевич. Однако подробное описание этой линии работы выходит за рамки данной статьи.

Среди современных материалов, в которых содержатся данные по вымершим южно- и восточнокамчадальскому языкам, можно отметить свод лексики и этимологический словарь О. А. Мудрака [Мудрак 2000, 2008], чукотско-камчатский словарь М. Фортескью [Fortescue 2005], переиздание словаря Дыбовски-Радлиньски [Dybowski, Radlińsky 1998]. Однако содержащиеся в них материалы по южно- и восточнокамчадальскому языкам всё так же взяты из работ исследователей XVIII-XIX веков, в новых работах они лишь подвергаются более современному анализу и представлению, а также сопоставляются с материалом западнокамчадальского и других чукотско-камчатских языков.

4 Основные лингвистические сведения (фонетика, грамматика, лексика).

К сожалению, поскольку мы не имеем текстовых материалов на вымерших восточно- и южнокамчадальском языках и вынуждены довольствоваться лишь списками лексики, мы не можем делать выводов о грамматическом устройстве этих языков и их отличиях от западнокамчадальского. Единственное предположение, которое мы можем сделать, это то, что эти языки, вероятно, были схожи по своей грамматической структуре с западнокамчадальским языком.

Представим для сопоставления по камчадальским языкам лексические данные из [Мудрак 2008] по памятникам XVIII века, это материалы С. П. Крашенникова и П. С. Палласа. Материалы приводятся в упрощённом виде (только лексемы и их переводы), с более полной информацией можно ознакомиться в источнике, где приводятся различные формы этих лексем, пракамчадальские этимологии, а в некоторых случаях и параллели из других языков камчатского региона. Отдельной задачей является сопоставление данных лексических материалов с более поздними записями Б. Дыбовски, сделанными в 1890-е годы. В данной таблице для иллюстративных целей представлена выборка в 50 лексем из труда [Мудрак 2008], содержащего всего около 550 лексических вхождений. Были выбраны лексемы, имеющие параллели как минимум по всем трём камчадальским языкам. Многие лексемы в данном источнике имеют только восточнокамчадальские варианты, т.к. это наиболее полно представленный вариант в материалах XVIII века. Западно- и южнокамчадальских лексем в данном своде примерно по 300 единиц.

Представим краткий анализ приведенных выше лексических материалов. Отметим, что выводы, сделанные по этим данным, не претендуют на полноту и точность, поскольку в нашем распоряжении имеются лишь краткие лексические списки, которые не отражают всю полноту восточно- и южнокамчадальского языков, а также могут содержать ошибки и недочёты.

В восточнокамчадальском языке, как можно предположить по приведённым выше материалам, встречаются следующие фонемы (реализации фонем):

Гласные

Возможно, что звук ɨ является позиционным вариантом i и не должен выделяться как отдельная фонема, как это описывается для более современного варианта западнокамчадальского, см., например [Georg, Volodin 1999]. Также, основываясь на источниках по западнокамчадальскому, можно было бы предположить, что и шва представляет собой позиционный вариант других гласных фонем, однако в восточнокамчадальском списке лексики мы обнаруживаем слова, начинающиеся на этот звук, правда, в таком случае перед швой вставляется (предположительно) гортанная смычка, но она вставляется и перед другими гласными в начале слова.

Согласные

Как можно заметить, данная консонантная система крайне богата, развиты зубно-альвеолярная и велярная области, присутствует также увулярный ряд и гортанная смычка. Ярко выражено противопоставление согласных по глухости-звонкости. В восточнокамчадальском языке встречаются геминаты, например, dd, zz, bb. В начале слова встречается лишь ограниченный набор звуков. Среди гласных (по крайней мере, в имеющихся примерах) в этой позиции не встречается ɨ, среди согласных – v, c, r, ž. j, ŋ, w, ʁ. О дополнительной артикуляции в обоих языках, не указанной в данной таблице, мы кратко скажем ниже.

В южнокамчадальском языке встречается крайне похожий набор фонем (реализаций фонем). Система гласных, если судить по имеющимся материалам, идентична восточнокамчадальской, и у нас имеются такие же предположения о фонемном статусе ɨ и ǝ для южнокамчадальского. В системе согласных имеются лишь небольшие отличия: отсутствует (по крайней мере в имеющихся материалах) звук g, при этом присутствует дополнительная аффриката ӡ и велярный глухой фрикатив x. Как и восточнокамчадальском, в южнокамчадальском распространены геминаты, например, dd, tt, nn. В начальной позиции не встречаются в имеющемся материале из гласных ɨ и ǝ, из согласных v, r, ž, ӡ, j, ŋ, ʁ. Отметим, что данных по южнокамчадальскому языку в анализируемом труде примерно в два раза меньше, чем по восточнокамчадальскому, поэтому все обобщения по данному языку ещё менее точны.

В лексических вхождениях по обоим языкам также встречается палатализация согласных (n, m, l, d, t в восточнокамчадальском, χ, k, n, t, ŋ в южнокамчадальском), но так как материала недостаточно, чтобы установить, являются ли палатализованные вариантами согласных отдельными возможными фонемами, мы не вносили их в таблицу. В западнокамчадальской грамматике [Georg, Volodin 1999] палатализованные согласные n’, l’ считаются отдельными фонемами. В целом, консонантная система (современного) западнокамчадальского языка, судя по современным источникам, значительно отличается от предлагаемой нами здесь для мёртвых камчадальских языков, поэтому проводить подробного сопоставления мы не будем. Знак ’, обозначающий мягкость, также встречается в начальной позиции перед гласным, а также между гласными. Мы предполагаем, что он обозначает в таком случае гортанную смычку. Встречаются случаи, в которых два таких символа идут подряд в позиции между согласным слева и гласным справа, предположительно, в таком случае первый символ обозначает палатализацию согласного, а второй – гортанную смычку перед гласным.

Сочетания двух гласных в обоих камчадальских языках, как правило, разбиваются гортанной смычкой, либо аппроксимантом (j, w), регулярным исключением является сочетание oa: χoabʻ (вост.), koač (южн.). В обоих языках возможны кластеры из трех согласных: du-kl-kʻ, kranχlʼ (вост.), kumχtukʻ (южн.).

Отдельно необходимо рассмотреть символ ʻ в записи камчадальских слов. После согласных, см. [Volodin 1999] для западнокамчадальского, он, по-видимому, представляется собой особый тип артикуляции данных согласных, близкий к абруптивной, и в трудах по камчадальскому языку такие согласные выделяются в качестве отдельных фонем. В таблице выше мы не выделяли эти согласные отдельно, так как данный символ встречается с огромным количеством согласных, например, с p, b, t, d, l, š, č, m, k, g, ɣ, n, χ в восточнокамчадальском, и мы не уверены, что во всех этих ситуациях может иметь место фонематический характер дополнительной артикуляции. Для сравнения отметим, что в западнокамчадальской грамматике [Volodin 1999] она отмечена лишь у p, t, k, q и č.

Как можно заметить по приведенным лексических материалов, подавляющее большинство лексем являются когнатными по всем трем камчадальским языкам. Случаев, в которых мы встречаем различные основы в разных камчадальских языках, в нашем выборке 9, то есть менее 20%, это вхождения 6, 17, 21, 24, 26, 31, 35, 44, 50 Также можно обратить внимание, что в некоторых случаях когнатные формы полностью совпадают по двум или даже всем трём языкам. Стоит, однако, понимать, что в материале могут встречаться ошибки и некоторые формы могли быть продублированы ошибочно. Приведём, тем не менее, лексемы из нашей выборки, совпадающие по двум или трём языкам:

Слова, совпадающие во всех трёх языках: 19

Слова, совпадающие в западно- и восточнокамчадальском: 8, 10, 40, 41, 47

Слова, совпадающие в западно- и южнокамчадальском: 5, 46, 49

Слова, совпадающие в восточно- и южнокамчадальском: 1, 7, 9, 29

Естественно, на столь малой выборке и учитывая то, что в материалах могут встречаться ошибки, сложно сделать какие-либо конкретные выводы, однако по данным числам нельзя сказать, что западнокамчадальский значительно отличается от восточно- и южнокамчадальского языков, которые считаются существенно более близкими друг к другу.

5 Яркие лингвистические характеристики.

Попробуем рассмотреть на нашем выборке некоторые фонетические соответствия между восточно- и южнокамчадальским языками. Выводы о регулярных фонетических соответствиях между камчадальскими языками на данном материале сделать достаточно сложно, так как, по всей видимости, словоформы приводятся в различном виде, например, с разным числом морфем или в разных грамматических формах, вследствие чего сложно определить вид собственно основы в каждом из языков. Нам удалось сделать лишь несколько кратких предположений: во-первых, d в начальной позиции в восточнокамчадальском соответствует n в южнокамчадальском, возможно, это некоторый показатель (лексемы 5, 31). Во-вторых, ɣ в восточнокамчадальском соответствует глухому согласному в некоторых позициях в южнокамчадальском – x (лексема 46) или χ (лексема 41). Также часто гемината nn в восточнокамчадальском соответствует чему-либо ещё в южнокамчадальском: например, kn (лексема 5) или одиночному n (лексема 22). Отметим ещё раз, что все эти выводы лишь гипотетически в связи с малым количеством и невысокой надёжностью материала.

III. Иллюстративные материалы.

Как мы упоминали выше, по южно- и восточнокамчадальскому языкам не существует текстовых материалов, так же отсутствуют аудио- и видеозаписи. Единственные доступные языковые материалы – списки лексики, которые мы укажем в разделах о библиографии и архивных материалах.

Краткая библиография (по разделам: учебные материалы, грамматики, словари).

1.     Володин А. П. Отношение ительменского языка к другим чукотско-камчатским языкам // А. П. Дульзон (ред.) Происхождение аборигенов Сибири и их языков: материалы межвузовской конференции 11-13 мая 1969 г. Томск: издание Томского университета, 1969. с. 225-227.

2.     Крашенников С. П. Описание земли Камчатки. Том 1. – Санкт-Петербург: Издание императорской академии наук, 1755.

3.     Крашенников С. П. Описание земли Камчатки. Том 2. – Санкт-Петербург: Издание императорской академии наук, 1755.

4.     Крашенников С. П. Описание земли Камчатки. – Москва-Ленинград: Издательство Главсевморпути, 1949. (Четвертое издание).

5.     Мудрак О. А. Этимологический словарь чукотско-камчатских языков. – Москва: Языки русской культуры, 2000.

6.     Мудрак О. А. Свод камчадальской лексики по памятникам XVIII века. – Москва: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2008. 

7.     Паллас П. С. Сравнительные словари всех языков и наречий, собранные десницею всевысочайшей особы (Linguarum totius orbis vocabularia comparativa). – Petropoli: TypisIohannisCaroliSchnoor, 1786. 

8.     Comrie B. The genetic affiliation of Kamchadal: Some morphological evidence // Paper in Linguistics, Vol. 16, issues 3-4, 1983, pp. 109-120.

9.     Dybowski B. Słownik narzecza Kamczadałów, zamieszkałych nad rzeką Kamczatką // Radlińsky I. (ed.) Słowniki narzeczy ludów kamczackich. Wydział filologiczny Akademii Umiejętnosci w Krakowie, 1892, pp. 130-217

10.  Dybowski B. Słownik narzecza Kamczadałów zachodnich // Radlińsky I. (ed.) Słowniki narzeczy ludów kamczackich. Wydział filologiczny Akademii Umiejętnosci w Krakowie, 1893, pp. 81-164.

11.  Dybowski B. Słownik narzecza Kamczadałów południowych // Radlińsky I. (ed.) Słowniki narzeczy ludów kamczackich. Wydział filologiczny Akademii Umiejętnosci w Krakowie, 1893, pp. 104-121.

12.  Dybowski B., Radlińsky I. Słownik języka kamczadałów. – Warszawa: Energeia, 1998.

13.  Fortescue M. Diachronic typology and the genealogical unity of Chukotko-Kamchatkan // Linguistic Typology, Vol. 7, 2003, pp. 51-88.

14.  Fortescue M. Comparative Chukotko-Kamchatkan dictionary // W. Bisang, H. H. Hock, W. Winter (eds.) Trends in Linguistic documentation, vol. 23. Berlin, New York: Mouton de Gruyter, 2005.

15.  Georg S., Volodin A. Die itelmenische Sprache: Grammatik und Texte. – Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 1999. 

16.  Steller G. Beschreibung von dem Lande Kamtschatka, dessen Einwohnern, dessen Sitten, Namen, Lebensart und verschiedenen Gewohnheiten. Frankfurt und Leipzig: J. B. S., 1774.

17.  Volodin A. Interethnic contacts of the aboriginal population of Kamchatka // S. A. Wurm, P. Mühlhäusler, D. T. Tryon (eds.) Atlas of Languages of Intercultural Communication in the Pacific, Asia, and the Americas. – Berlin, New York: Mouton de Gruyter, 1996, pp. 1003-1006.  

18.  Worth D. S. La place du kamtchadal parmi les langues soi-disant paléosiberiénnes. // Orbis, Vol. XI, No. 2, 1962, 579-599.

6 Карты распространения языка.

7 Сведения об архивных материалах

Единственные материалы по вымершим камчадальским языкам, которые можно отнести к архивным – списки лексики С. П. Крашенникова, П. С. Палласа, Б. Дыбовски:

1.     Крашенников С. П. Описание земли Камчатки. Том 1. – Санкт-Петербург: Издание императорской академии наук, 1755.

2.     Крашенников С. П. Описание земли Камчатки. Том 2. – Санкт-Петербург: Издание императорской академии наук, 1755.

3.     Паллас П. С. Сравнительные словари всех языков и наречий, собранные десницею всевысочайшей особы (Linguarum totius orbis vocabularia comparativa). Том 1 – Petropoli: TypisIohannisCaroliSchnoor, 1786. 

4.     DybowskiB. SłowniknarzeczaKamczadałów, zamieszkałychnadrzeką Kamczatką // RadlińskyI. (ed.) Słownikinarzeczyludówkamczackich. Wydział filologicznyAkademiiUmiejętnosciwKrakowie, 1892, pp. 130-217

5.     DybowskiB. SłowniknarzeczaKamczadałówzachodnich // RadlińskyI. (ed.) Słownikinarzeczyludówkamczackich. Wydział filologicznyAkademiiUmiejętnosciwKrakowie, 1893, pp. 81-164.

6.     DybowskiB. SłowniknarzeczaKamczadałówpołudniowych // RadlińskyI. (ed.) Słownikinarzeczyludówkamczackich. Wydział filologicznyAkademiiUmiejętnosciwKrakowie, 1893, pp. 104-121.